Расставания в остывающем мире

Марина Дмитревская. Кандидат искусствоведения, профессор СПбГАТИ, театральный критик. Составитель книг «О Володине. Первые воспоминания», «О Володине. Первые воспоминания. Книга вторая», автор книги «Театр Резо Габриадзе». Печаталась в журналах «Театр», «Московский наблюдатель», «Театральная жизнь», «Петербургский театральный журнал», «Аврора», «Кукарт», «Современная драматургия», «Планета Красота» и др., в газетах «Культура», «Экран и сцена», «Правда», «Известия», «Российская газета», «Литературная газета», «Час пик», «Невское время» и др., научных сборниках, зарубежных изданиях. Автор телевизионных сценариев, лауреат премии АСКИ «Лучшие книги 2005 года», премии им. А. Кугеля, премии «Золотое перо», арт-директор Всероссийского театрального фестиваля «Пять вечеров» им. А. Володина, член Союза писателей Санкт-Петербурга. С 1992 года — главный редактор «Петербургского театрального журнала». Живет в Петербурге.

А. Володин «С любимыми не расставайтесь».
Тюменский Большой драматический театр.
Режиссер Александр Баргман. Художник Анвар Гумаров

Погода, плохая погода,
неуравновешенный век.
Мы вниз опускались полгода,
а где же полгода, чтоб вверх?
 
Запросы покорно понизив,
согласны на осень, на снег…
На разные беды — полжизни.
А где же полжизни на смех?
А. Володин

Если кто-то думает, что существует полнометражная пьеса «С любимыми не расставайтесь», — он сильно заблуждается. Есть буквально несколько страниц маленьких диалогов в суде — по сути, стихотворений в прозе. Есть несколько сценок Мити и Кати, Мити и Ирины. Отдельным текстом — «Перегородка», отдельным стихотворением — «Сначала были встречи…» (его читает в «Любимых» Женщина, пришедшая по объявлению о размене квартиры, героиня «Перегородки»).

Вот, собственно, и все. А дальше — полная свобода любому режиссеру наполнять спектакль то ли советскими играми «Бег в мешках» и «Безбилетный пассажир», то ли песнями начала 1970-х, то ли володинскими стихами. Лишь бы говорить о человеческой тоске и этом легендарном — «Я скучаю по тебе!».
 

«Он вонзает ноги прочно
В почву лета и зимы,
Потому что знает точно
То, о чем тоскуем мы…»

Это, если кто не помнит, — Окуджава о Володине. О Володине, не написавшем ни одного счастливого финала. Тем он нам и дорог, в отличие, например, от Арбузова, который, наоборот, дорог нам хэппи-эндами.

Сейчас все больше приходит пора Володина. Потому что время похоже. Идешь по улице и ловишь себя: о, так уже было… застой 80-х, свет уже падал так, и как будто тусклая лампочка висит над страной… Память все чаще натыкается на эти многочисленные «возвраты», на эти сорок ватт под потолком и вечную осень 84-го. Может быть, и поэтому «Любимых» ставят много (хотя я бы ставила «Каструччу» и «Назначение»).

«С любимыми не расставайтесь» поставил и Александр Баргман. Который, казалось бы, как раз любит хорошие исходы и свет в конце тоннеля. Поставил в Тюменском театре драмы, с которым связан уже многими спектаклями (см. статью ЖИЗНЬ В ТЕАТРЕ. ЖИЗНЬ БЕЗ ТЕАТРА и статью РЕМАРК В СИБИРИ).

Режиссура Баргмана? Тепло, человечно, подробно, позитивно, с юмором, лирикой и ретро. Особенно если судить по его же володинскому «Графоману»

Режиссура Баргмана в «С любимыми не расставайтесь»? Холодно, фрагментарно, нервно, динамично, с дизайнерским эстетством и поэтическим отчаянием от того, как почти невозможно и как одиноко жить в этом мире, отапливаемом только мертвецкими лампами дневного света. Да, под потолком этого спектакля — не сороковаттная лампочка, а вполне современные световые полоски, которые светят холодом северного сияния. В финале Катя и Митя обнимутся на больничной кровати, а между ними все равно будет торчать эта ледяная палка-лампа дневного света.

А еще светится бра — огромная конфета «Мишка на Севере» (не путать с «Мишкой косолапым») — та, на которой воет белый медведь во льдах. Так воют в простуженном пространстве спектакля герои Володина — не только из пьесы, но и из других володинских монологов-диалогов об одиночестве и расставании. А. Баргман не пытается сложить все в единую историю Кати и Мити, наоборот — размывает сюжет еще большим числом персонажей и стихов.

Например, в володинское пространство врывается его любимый Пастернак. Врывается иногда очень точно («С порога смотрит человек, не узнавая дома…» ведь тоже — о расставании с любимыми). Иногда избыточно (вот не читала бы я от лица володинских персонажей «Засыплет снег дороги…», слишком определенна прописка этого стихотворения в русской поэзии). И вообще: а вдруг зритель теперь будет приписывать стихи Пастернака Володину? Тот, конечно, не обеднеет, но эпоха культурного одичания заставляет страшиться путаницы в зрительских головах.

Врывается в «Любимых» и сам Володин — многочисленными стихами разных лет, монологом Агафьи Тихоновны, начинающей действие, строчками из давнего додинско-володинского «В сторону солнца». Отчаянные ритмы Володина так легко опознаются, что когда вдруг слова Тамары из «Пяти вечеров» соединяются в спектакле с какой-то (искренней, но ритмически другой!) «отсебятиной», — этот «вербатим» сразу себя выдает и продает.

«Любимые» Баргмана — спектакль поэтических связей, фрагменты соединяются нервной энергией, кружением, движением, непокоем

Мне нравится, что вначале стайка женщин собрана на диване в как будто неувядающий дизайнерский букет широких юбок и ярких платьев, а потом однажды прозвучит: «По статистике, многие женщины от усталости сходят с ума…»

Мне нравится, что диван-кровать и телевизор делят при разводе совсем старые люди. Ничего не нажившие. И что в процессе дележки понимают, что любят друг друга, и что ничего кроме друг друга у них нет. Ну, еще диван-кровать и телевизор…

Мне нравится, что однажды мужской и женский тексты пары Беляевых меняются местами, и если еще недавно жена, не дающая развода, произносила знаменитое: «Другая женщина есть у всех» (мол, это не причина расходиться), то во втором варианте не дающий развода муж утверждает: «Другой мужчина был у всех»…

В финале Катя, замотанная в огромную пятнистую больничную простыню, будет стоять на кровати — как Русалочка, потерявшая Принца. Огромной такой, ненормальной рыбой-девушкой будет стоять, пока «хвост» не подломится с приходом Мити…

Александр Баргман поставил спектакль о мороке и одиночестве. Один край которого — две сестры из комнаты с перегородкой, катящие хозяйственную сумку как-то так, что вспоминаются блокадные фотографии: «Ее положили на саночки и увезли…» А другой — Митя и Катя в обнимку с лампой дневного света в большой «полярной ночи».
 

Снега незрячие. Слепые
дожди сшивают с небом землю.
Ее заносят тихой пылью
ветра, от года к году злее…

*источник: ptj.spb.ru

Фото: Фрол Подлесный