Жизнь от чистого сердца: интервью с Олегом Чемезовым, вице-президентом ТНК-BP
В бывшем рабочем кабинете Виктора Муравленко вице-президент ТНК-ВР Олег Чемезов рассказал о будущем компании и о главной цели своей жизни.
В бывшем здании Главтюменнефтегаза по улице Ленина, 67 сегодня располагается тюменское представительство ТНК-ВР, которуюмногие аналитики считают самой эффективной российской нефтяной компанией. Первым начальником крупнейшего в нефтегазовой отрасли СССР главка был Виктор Муравленко (1912–1977), управлявший из своего кабинета на третьем этаже самым масштабным освоением нефтегазовых месторождений в XX веке.
Тюменцы не забыли этого человека, сохранив его 320-й кабинет в точной исторической реконструкции, основав в нем музей. Удалось даже за 10 000 долларов США выкупить в свое время попросту украденный стол, за которым работал Муравленко. Рядом с ним в стенах кабинета-музея и состоялась беседа с бывшим первым заместителем губернатора ХМАО* (1998–2004), первым заместителем губернатора Тюменской области (2004–2005), а ныне вице-президентом ТНК-ВР, директором филиала «ТНК-ВР Сибирь» в Тюмени Олегом Чемезовым. Еще до интервью он подтвердил, что готов ответить на любой заданный вопрос.
Валерий Гут: Вы много раз бывали в этом кабинете. Что он для вас значит?
Олег Чемезов: Сложно передать словами. Ощущение масштабности. Может быть, это сродни тому, как в советское время, будучи юным, заходишь в мавзолей Ленина, в святая святых, в сердце Великой Октябрьской революции. Я ни разу не позволял себе сесть во главе этого стола. В церкви за иконостас тоже ведь не всякий может зайти. Мы здесь часто встречаемся с ветеранами отрасли, приводим молодежь. (Показывает рукой на телефонный аппарат, по которому звонил Муравленко.) Каждый раз удивляюсь, как с помощью одного этого телефона шло управление всей гигантской стройкой Западной Сибири: добыча нефти, бурение, геология, перемещение техники? То, что мы сейчас делаем с помощью sms, компьютеров, электронной почты,
Виктор Иванович осуществлял нажатием всего одной из трех кнопок на этом телефоне. Созидал то, чем сейчас пользуется вся страна.
Больше всего на мою жизнь повлияли четыре человека: отец, Александр Филипенко, Сергей Собянин и Герман Хан
Для нас Муравленко – легенда, а здесь совершался подвиг. Каждый человек, которого мы принимаем на работу, обязан побывать в этом кабинете. Для него полезно и важно знать, как все происходило в то время. Всегда, когда входишь в какой-то процесс, надо сначала понять его историю, а это место (описывает рукой полукруг) – как раз самая-самая история.
Впервые я встретил вас в 2006 году на конференции выпускников президентской программы. Там вы прочли купеческую хартию 1913 года и семь ее основополагающих правил: уважай власть, будь честен и правдив, уважай право частной собственности, люби и уважай человека, будь верен своему слову, живи по средствам, будь целеустремленным. Какое из них вам ближе?
(Долгое молчание.) Этот вопрос звучит как «Что ты больше любишь – Родину или семью?». Как можно выделить?
И все же…
Наверное, все-таки «Будь честен и правдив». Это основа. Когда ты честный и говоришь правду, то тем самым демонстрируешь свое уважение к человеку. Также, если ты честен, то уважаешь чужую собственность – не украдешь, не отберешь. Если искренне относишься к государству, в котором живешь, – обязательно будешь уважать власть, существующую в нем, со всей ее иерархией. Тогда все будет логически и последовательно наслаиваться на ось этого правила.
Вы везде повторяете, что постоянно учитесь. Откуда у вас эта страсть?
Это развитие. У меня была очень разнообразная жизнь: медицина, бизнес, политика в разных регионах, затем бизнес международного масштаба. Начинал я с медицины, а она всегда требует постоянного пополнения знаний. Меня отец к этому приучил:
читать много, смотреть, использовать различные источники информации, экспериментировать. Без этих навыков невозможно осваивать новое.
Самый ценный совет, который вы получили от матери?
Моя мама рано умерла, мне было 10 лет, поэтому я не помню ценных советов, только какую-то вечную нежность, доброту и заботу.
Вы помните, каким были в школе?
Не забыть этого мне помогают мои дневники. (Смеется.) Они сохранились за все 10 классов. Своим детям я не разрешал их читать по морально-этическим соображениям, пока они не окончат школу. Не знаю, что должны были сделать мои дети, чтобы я им мог указать на то, чего себе в школе не позволял.
Мое поведение было не очень хорошим, случались и хулиганские выходки. Хотя учился я практически без троек – либо единицы и двойки, либо четверки и пятерки. Тройка для меня оставалась непонятной оценкой. Двойки часто были следствием
природного упрямства либо настроения – моего или учителя. Если я считал, что не обязан в данный момент отвечать, то мог заявить, что не буду. Не было периода, когда бы уменьшалось постоянное учительское давление с целью меня перевоспитать.
Вы родились в Свердловске? Каким город вам запомнился тогда и какой он сейчас?
Сразу после моего рождения родители уехали на север области, в Краснотурьинск. Свердловск практически не помню. Только после 6–7 класса ездил туда на соревнования. Огромный каменный город. Заводы Демидова, куда меня постоянно водил отец. Зоопарк. Пельмени, которые мы часто ели в кафе на улице Пушкина… Сейчас, конечно, Екатеринбург – это урбанистический центр, мегаполис с новыми зданиями, бизнесом, хорошо развитой инфраструктурой. Я думаю, что он входит в первую тройку городов России по человеческому и промышленному потенциалу.
Как возникло решение переехать в Тюмень?
Все просто. Папа дал мне 50 рублей и сказал: «Езжай, поступай в мединститут». Раз в семье все были медики, лишних вопросов не возникало ни у отца, ни у меня. Поехал в Свердловский мединститут подавать документы, и когда спросил, где здесь можно жить, мне ответили: «Решай сам». Я отправился на вокзал. Звоню отцу, говорю: «Папа, я документы сдал, но жить негде. Могу переночевать тут на вокзале, но надо готовиться к экзаменам. Что делать?» Денег не было, уже думал, куда бы пойти подработать. Отец ответил: «А съезди в Тюмень, узнай, как там».
Забрал документы, сел на поезд, поехал в Тюмень. В мединституте мне говорят: «Да, мы даем общежитие иногородним». Отлично! Я сдал документы, мне выдали свернутый матрас с подушкой внутри и одеяло. И я пошел ночевать в спортзал, потому что комнату на улице Котовского получил только через два дня. Сдал экзамены: две пятерки и две четверки – и домой приехал победителем.
Первые ощущения от Тюмени помните?
Да. Такой грязи еще не видел. Я ведь жил в Краснотурьинске, а это предгорья, где камень под ногами, как и в Свердловске. А в Тюмени, куда ни ступишь, везде суглинок и чернозем с глиной. Плохо освещались улицы. Создалось мрачное ощущение, которое было преодолено только юным возрастом и природным оптимизмом.
Как вы сейчас относитесь к слогану «Тюмень – лучший город Земли»?
Я его часто применяю сам. Дело в том, что, если во что-то искренне веришь и прикладываешь усилия к осуществлению, это обязательно произойдет. Думаю, что большинство жителей многих городов могут сказать, что их город – лучший. В силу своей работы бываю в разных точках России, областных центрах и скажу, что по уровню организации досуга, сервиса, социальной, медицинской, учебной и других сфер Тюмень явно в лидерах. Даже если кто-то критикует Тюмень, будто не убрали снег, я готов взять с собой в другой город двух-трех таких критиков и показать, как это выглядит, когда действительно не убирают. Потому что есть областные центры, где зимняя колея прямо на асфальте.
Тюмень в этом плане преобразилась и, я думаю, может претендовать на звание лучшего города Земли. Для меня и моей семьи она стала базовой точкой. Мне нравится здесь жить, поэтому, думаю, для нас это лучший город. Где-то в другом месте мне жить не хочется.
Кому из людей, которых вы встретили после 18 лет, больше всех обязаны своим профессиональным становлением?
Если брать Ханты-Мансийск, куда меня из Тюмени поначалу «переманили», то это Юрий Филиппович (на тот момент главный психиатр ХМАО. – Прим. авт.), Виктор Вильгельм (в то время директор департамента здравоохранения ХМАО. – Прим. авт.), Виктор Кривых (в тот период заместитель губернатора ХМАО. – Прим. авт.), Александр Филипенко (на тот момент – губернатор ХМАО. – Прим. авт.) и многие-многие хантымансийцы. Хотелось бы, конечно, особенно отметить Александра Филипенко, Сергея Собянина и Германа Хана. Очень сильно повлияли на меня. Они сформировали представление о том, что я могу, что должен сделать и как. Это перед ними я нес ответственность за свои поступки. Мне повезло, у меня было немного начальников, могу на пальцах пересчитать. Я был под руководством последних трех вышеперечисленных и своего отца, когда он заведовал отделением.
Каким в вашей жизни был «врачебный» период?
Сложным. Когда учился, уже работал санитаром, долгое время медбратом, потому что надо было зарабатывать какие-то деньги: жить на одну стипендию тяжело. Часто дежурил по ночам. Был грузчиком, работал в стройотрядах.
После выпуска в 1987 году я начал работать психиатром в Винзилях. Потом переехал в Ханты-Мансийск и стал районным психиатром. Часто ездил в командировки по деревням, на пароходе, летал на Ан-2, принимал участие в работе военно-призывных комиссий. Приемы вел в балке с печным отоплением – такой вот драйв.
Для нашей компании Муравленко – легенда, а в этом кабинете совершался подвиг на глазах у всей страны
Затем работал в психиатрическом отделении в Ханты-Мансийске, где и делал первые шаги в бизнесе: частные кабинеты рефлексотерапии, мануальной терапии и тому подобное. Квалификацию повышал в Москве, Новосибирске, даже у китайцев. Это была постоянная гонка, к которой приучил себя еще со студенчества.
В бизнес пошел после рождения детей, нужно было кормить семью. Организм молодой, мозги быстрые, приходилось постоянно что-то придумывать.
Как получилось, что Филипенко взял вас к себе первым заместителем?
С 1993 года я уже работал в созданной мною и моим партнером страховой компании, а позже – Фонде медицинского страхования, был депутатом городской думы. Виктор Вильгельм и Степан Понич (на тот момент заместитель директора департамента здравоохранения ХМАО. – Прим. авт.) поручили мне написать закон об обязательном медицинском страховании в Ханты-Мансийске. Я его написал и защитил в думе.
После этого меня позвал Кривых (тогда он был заместителем главы администрации ХМАО) и представил Александру Филипенко, который назначил меня генеральным директором Фонда обязательного медицинского страхования ХМАО. Там я проработал пять лет, и наступил кризис 1998 года. Ни у кого денег нет, лишь зачеты, а я в ФОМСе никакие зачеты не применял.
Александр Васильевич меня вызвал и спросил: «Как у тебя получается? Мне все рассказывают, что невозможно без зачетов!» Я сказал: «Очень даже возможно. В округе много денег, просто нужно брови нахмурить и упереться». А в то время весь бюджет Ханты-Мансийского округа на 60% зачетами закрывался. Конечно, сложно было, насчитывалась сумасшедшая задолженность по зарплате у бюджетных работников. Тогда Филипенко обратился с просьбой дать взаймы из бюджета ФОМСа как раз на зарплату врачам. Это согласовали с федеральным фондом и закрыли долги по выплатам.
Видимо, эта ситуация и повлияла на его последующее предложение. Чуть позже он меня позвал еще раз и сказал: «У тебя все получается. Мне нужно, чтобы и у нас все с бюджетом получалось». А затем достал два листочка: «Один о твоем назначении, другой о твоем увольнении». – «Демократический подход», – говорю. (Смеется.)
Назначался и увольнялся я только решением губернатора, но поскольку в то время был еще и депутатом областной думы, то решил отстоять свои права: «Я же депутат, меня нельзя просто так взять и уволить». А он: «Ну ты это кому-нибудь другому расскажешь». Александр Васильевич, несмотря на свою кажущуюся мягкость, проявлял неумолимую решительность. Я, конечно, взял листочек о своем назначении на должность первого заместителя губернатора. «Дайте хоть на другой листочек взглянуть, что там?» А он мне: «А ты этого уже никогда не узнаешь», – и порвал его на моих глазах. Думаю, это был блеф. Ну не мог он меня с ходу уволить! Просто подвел меня к этому выбору. Но я не пожалел. И вообще ни об одном из своих поступков, которые касались работы, я НИКОГДА не пожалел.
И что на вас свалилось после этого?
А все свалилось! Долги по выплатам зарплаты (по некоторым территориям даже полугодовые), зачеты. Но я тогда предупредил губернатора,
что готовлю распоряжение об их отмене в области в окружной бюджет. 1999 год – вся страна живет одними зачетами. А я сказал Александру Филипенко: «Надо терпеть! Потерпим полгода, и все хорошо будет».
Буквально через три дня после назначения у меня должно было состояться выступление в думе ХМАО по бюджету и прогнозу социально-экономической политики. Я эти дни не спал, читал, зубрил, затем пошел к Собянину (в то время он был председателем этой думы) и спросил: «Как выступать?» Он ответил: «Выступай, как знаешь». Я ему: «А у вас какой порядок: сначала я выступаю, а потом вы согласовываете, или наоборот?» (Смеется.) А Сергей Семёнович: «Там посмотрим».
Дума очень «крутая» была. Одна половина – матерые депутаты и главы администраций муниципальных районов, другая – генералы-нефтяники. А я выступаю про бюджет и про «надо отменить зачеты». По-моему, они меня или не услышали, или не поняли. Потом даже Собянин спросил: «Ты уверен?»
Но все же их отменили. Филипенко подписал распоряжение. И началась, конечно, война. Кто только не приезжал: наезжали, угрожали – чего только не было! Помню, познакомился на этой же почве с Семёном Вайнштоком, легендарной личностью (бывший глава «Транснефти» и «Олимпстроя». – Прим. авт.), при-ехал к нему в Когалым и говорю: «Надо платить!» Он мне: «Ты вообще кто?» Звонит при мне Филипенко и спрашивает: «Вы кого ко мне отправили?» А я ему: «Надо платить». (Смеется.) По «ЮКОСу» была целая куча каких-то непонятных векселей, и я сказал: «Отменяем». Много историй.
Тогда же познакомился с Германом Ханом, много было встреч. И постепенно все начало сдвигаться с мертвой точки. Сильно выручал Владимир Богданов (генеральный директор ОАО «Сургутнефтегаз». – Прим. авт.), он всегда рассчитывался деньгами, и до марта мы жили практически только на деньги «Сургутнефтегаза». Тогда многие налоги платились исключительно поквартально, и все нефтяники-газовики норовили получить отсрочку или выбить зачеты. По старой привычке шли прямо в кабинет к Филипенко, а тот им: «Чего вы ко мне ходите? Идите и с ним договаривайтесь!» А я был недоговариваемым в этой части. В общем, это была сумасшедшая война характеров.
В апреле 1999-го пошли деньги. Мы четыре или пять раз корректировали бюджет по доходам. Когда я еще только пришел, бюджет составлял около 5–10 млрд рублей (из которых почти половина была зачетов), на следующий год довели до 15 млрд, еще через год – до 50 млрд, а во время моего перевода в Тюменскую область – более 100 млрд, это за пять с половиной лет. Конечно, тут многое повлияло, в том числе и цена на нефть. Но на моих глазах в Ханты-Мансийском округе случился беспрецедентный денежный прилив.
А почему перевели в Тюменскую область?
Сергей Семёнович Собянин был тюменским губернатором, предложил перейти к нему замом по экономике. Я отвечал, что мне нравится в Ханты-Мансийске. Но он был последовательным. Каждый раз при нашей встрече он «демократически» прямолинейно меня спрашивал: «Когда пойдешь ко мне работать?» Он умеет убеждать! (Смеется.) На что я отвечал: «Договаривайтесь с Александром Васильевичем, я же на него работаю».
И тут в Нижневартовск прилетел Чубайс что-то открывать, и с ним – все наши губернаторы. Меня подзывают, Собянин у Филипенко спрашивает: «Отпустишь его?» Александр Васильевич говорит: «Пусть решает сам». И вот мы сидим втроем, и вся эта ситуация на мне камнем лежит. Как-никак в Ханты-Мансийске я прожил 18 лет в общей сложности. Большую часть жизни. Друзья, коллектив, семья – все. На моих глазах перестраивался весь город. Но тем не менее принял для себя это решение. Так получалось, что до этого я больше шести лет не работал на одном месте, и решил развиваться дальше. Приехал в ночь с 13 на 14 января в Тюмень и начал работать с Сергеем Семёновичем в должности заместителя губернатора.
Ходили слухи, что вначале вы об этом жалели. Это правда?
Да. Первое время Тюмень мне страшно не нравилась. Ханты-Мансийск в этом отношении гораздо проще: там больше открытости, все несколько приземленнее. В Тюмени сложнее: множество интриг, необходимость учитывать интересы разных групп, конфликт интересов. Плюс у Сергея Семёновича был сумасшедший график работы. В Ханты-Мансийске у меня все было настроено, там я мог позволить себе отдыхать с семьей в выходные. А в Тюмени – нет. Здесь мне приходилось работать до 11 часов вечера и в субботу, а иногда – и в воскресенье. Меня это страшно раздражало, потому что я люблю проводить время с семьей, а тут просто перестал это делать. Первые полгода даже не понимал, когда смогу уделять внимание друзьям, родным. Но все систематизировалось, я вошел в ритм. Потом сюда переехала моя семья, постепенно стало легче.
Мне Филипенко говорит: «Как мы без зачетов?»
я сказал: «Надо терпеть! Потерпим полгода, и все будет хорошо»
В одном интервью вы сказали, что, если вам звонит кто-то из родных, вы всегда берете трубку.
Это так. А по-другому нельзя, иначе ты потеряешь самое дорогое. Ничто не имеет такой ценности, как семья. Поэтому, если звонят дети или жена, или еще кто-то, надо обязательно ответить. Хотя бы чтобы спросить: «Что-то срочное?» Если нет, тогда перезвоню позже. Мало ли, что может случиться.
Когда вы пришли в Тюмень, команда была сформированной?
Да, но мне Сергей Семёнович позволил привезти с собой нескольких людей. При моем участии создали два новых департамента – инвестиционной политики, ценовой и тарифной политики. Я сумел доказать губернатору их необходимость.
Зачем вы тогда перешли в ТНК-ВР?
Совпадение. Примерно в марте 2005 года у Сергея Семёновича было четкое понимание, что он уедет из Тюмени в Москву. И в одном разговоре он сказал, что мне нужно заниматься бизнесом. Я спросил: «Почему?» Он ответил, что у меня склад характера такой, нужно попробовать. Даже Герман Хан мне постоянно говорил: «Если ты захочешь менять работу, ты иди, пожалуйста, работать ко мне». Серия таких бесед привела к тому, что я пришел в эту нефтяную компанию. Много было еще сопутствующих факторов, просто не хочу их вспоминать.
Так я почти на два года оказался в Москве. Когда мы начали реализовывать в Тюменской области разные проекты – сначала Уватский, потом Ямало-Ненецкий, – возникла идея создания этого филиала. Я сказал: «Давайте я поеду. Мне хочется жить в Тюмени». Я не желал закрепляться в Москве: скорость, какие-то ненужные интриги, вечные опоздания из-за пробок – мне это было чуждо. Я приехал в Тюмень и здесь работаю вот уже почти семь лет.
Вы очень много помогаете Русской Православной Церкви. Что конкретно вы делаете и почему?
Подробности сделанного здесь ни к чему. Скажу о причине. Лет семь назад возникло ощущение, что наши судьбы формируются и управляются не сами по себе. Мне повезло встретиться с духовными людьми, очень просвещенными в области православия. Я стал ближе к церкви, начал соблюдать посты. В какой-то момент понял: это очень важно для жизни. То ли возраст, то ли цепь событий...
Да и потом, если люди к тебе обращаются с какой-то просьбой, а у тебя есть возможность им помочь, мне кажется, это не просто так. Поэтому нами и были построены храмы, оказано много другой помощи.
Почему сибиряки-купцы становились меценатами? Никто не назовет точную причину. Однажды ты понимаешь, что наличие ресурсов не является главным в твоей жизни… Ведь правильно говорится, что Господь дает тем, с кого потом спросит. Не унесешь все с собой и не отдашь все детям – надо раздавать. Я к этому пришел и буду такому пути следовать, пока есть возможность.
О вас часто отзываются, как об очень авторитарном человеке, у которого есть только два мнения: «мое» и «неправильное». Если это так, почему из всех моделей управления вы предпочли именно эту?
(Смеется.) А в России не работают другие модели. Я не знаю ни одной успешной компании, построенной на принципах полной демократии. Нет их. Везде во главе должен стоять руководитель, который способен принимать решения, спрашивать за них – это основа менеджмента. Кто такой менеджер? Человек, который обеспечивает ресурсами, а затем принимает решения и контролирует их исполнение.
Если скажешь: «Идите подумайте, примите решение и сделайте как-нибудь», – какое поручение ты дал? А если я точно говорю, что надо сделать, – все становится понятно. Если не выполнил – садись, двойка. Минус зарплата. Люди воспринимают это как авторитарность.
Но я не считаю себя жестко авторитарным. Авторитарный человек не пользуется услугами коллективного разума, а я ценю мнение коллектива и всегда стараюсь его выслушивать. Когда ко мне приходит специалист с вопросом, я его спрашиваю: «А как ты сам считаешь?» Он отвечает, мол, так и так. И если я понимаю, что он говорит правильно, то соглашаюсь с его действиями и он идет работать. Ему важно услышать от руководителя: «Делай!» Если вопрос серьезный, мы быстро соберемся втроем-впятером, послушаем, что скажут. Пофилософствуем, поругаемся, поговорим 15 минут, а моей задачей останется подведение итога. Это что, авторитаризм? Ну наверное, в какой-то степени. Но если его не будет, то и решения мы не добьемся.
Главное – это достижение результата без унижения достоинства человека. Мнение любого сотрудника в нашей компании (как и во всех других, где я руководил) должно быть услышано и объяснено. Нельзя сказать человеку: «Иди делай так, потому что ты дурак, а я – умный».
Нужно: «Иди выполняй это так, потому что нам нужен такой результат в такие-то сроки. Делая именно таким образом, ты этого результата в эти сроки достигнешь».
Возможно, авторитаризм – это не так уж плохо. Может, его назвать как-то по-другому? Он же разный бывает. Мне кажется, у нас любой руководитель в России авторитарен. Возьмем Муравленко… Как Виктор Иванович разговаривал со своими помощниками? Люди сознание теряли в приемной после беседы с ним. Тем не менее все говорят, что он был очень скромным человеком, но иногда ему приходилось проявлять крайнюю жесткость. Был бы он другим, просто воспитанным и интеллигентным, не властным, – отрасль не получила бы этого результата и Муравленко не был бы тем, кем являлся.
Когда я заступил на работу заместителем губернатора ХМАО по финансам, бюджет округа составлял 5 млрд, а когда переводился в Тюмень – более 100 млрд рублей
Самый ценный совет, который вы получили в жизни?
Когда мне было 16 лет, папа произнес тост: «Ступай, мой сын, следи по свету». Мне кажется, это очень важный совет, потому что ты всегда должен оставлять след от своей деятельности, и важно, чтобы он был положительным. Как по Островскому. Я бы немного его перефразировал: «Жизнь нужно прожить так, чтобы не было мучительно больно за безрезультативно прожитые годы». Каждый день, каждый месяц должен давать какой-то результат.
Бесцельно жить нельзя. Цель, наверное, у каждого человека есть. А вот безрезультативно жить многие позволяют себе, но ведь такая трата временного ресурса – варварство. Никогда не возвращаются выпущенная стрела, пуля или потерянная минута. Давно с отцом мы рассуждали о смерти. Врачи – циники. Он сказал: «Каждый день своей жизни, каждую минуту, каждый поступок ты должен оценивать через призму состояния, в котором
хочешь покинуть этот мир». Я понял этот разговор, наверное, лет через 10 после смерти отца.
Действительно, совершая какие-то поступки, нужно понимать, как ты хочешь уйти из этого мира: кого желаешь видеть рядом, кто будет провожать тебя, что о тебе скажут, подумают. То, что ты кладешь себе в карман, в рот или в закрома, – это не останется после тебя. Останется то, что ты сделал для других. Меня многие спрашивают: «Зачем ты строишь этот “Партиком”?» Я говорю: «Ну, слушайте, мы умрем, а это останется». Или храмы, которые мы возводим. Это же сохранится на много лет. Или даже деревья. В прошлом году у себя на участке я посадил 50 кедров, а чуть позже 200 сосен. И это будет после меня, потому что кедры могут не одну сотню лет прожить.
Вопрос о деятельности компании. Вы уже практически семь лет работаете в своей должности. Каковы основные результаты?
Когда мы создавали здесь филиал, нас было девять человек и мы работали над Уватским проектом. Сейчас деятельность подразделения охватывает Ямало-Ненецкий автономный округ, Тюменскую, Свердловскую, Иркутскую области, Красноярский край, Респуб-лику Саха. По территории – треть регионов деятельности компании. Мы выстроили комфортные отношения, принимаем все требования властей. Существенно увеличилось число сотрудников, поставлены новые кадровые задачи.
Чего добились в 2012 году в Уватском районе?
Мы уже вышли на уровень добычи нефти в 7 млн тонн в год. Для новых месторождений добиться его за такие короткие сроки – это существенное достижение. Запустили очередную газопоршневую станцию на Усть-Тегусском месторождении. Это, с одной стороны, экологический проект по утилизации попутного газа, а с другой – экономический: собственное обеспечение производства электроэнергией.
Запустили вахтовый жилой комплекс на Восточном центре Увата, который по своей комфортабельности мало уступает условиям жизни в городе.
Наши геологи открыли Малоуимское месторождение нефти. По запасам мы приращиваем не менее, чем в два раза больше, чем добываем. В этом году прирастили 22 млн тонн, добыли 7 млн. Это говорит о перспективности нефтедобычи в этом районе. Поэтому Уват – многообещающий проект.
Кризис 2008 года был для вашей компании проверкой на прочность. Что она показала?
Мы не снизили объемы добываемой нефти, как сделали многие компании. Это самое главное. Как раз за счет новых месторождений, Увата, Каменного комплекса месторождений в районе Нягани мы замедлили темпы падения и даже прирастили добычу на 0,5–1%, в то время как другие предприятия этого не делали. Мы мощно сократили издержки в кризисный период. Кризис нам показал, что компания очень высокоорганизованна, подвижна и мы можем стабильно работать в условиях меняющейся конъюнктуры. Располагаем вариантами действий на разные случаи. Понимаем, что будем останавливать, что прекращать, что можем сократить, а что не сократим ни при каких обстоятельствах.
В ТНК-ВР есть ежеквартальные встречи топ-менеджеров, где мы обмениваемся идеями и где до каждого из нас доводятся мельчайшие нюансы стратегий. Это помогает нам не вариться только в собственном соку. Например, в 2011 году мне поручили подготовить доклад по запасам Арктики. Я им говорю: «Вы что, не видите, где я, а где Арктика?» Тем не менее мне пришлось выступать. В 2012-м доверили стратегию развития маркетинга, розницы. С одной стороны, это мне совсем не нужно, но когда начинаешь изучать, то постепенно повышаешь уровень своей компетенции. У нас так: есть рабочая группа, в которой находятся специалисты по узкому направлению, а выступать поручают тому, кто в этом меньше всех понимает. Это полезно!
Потому что можно найти нечто незамеченное зашоренными глазами.
С кем из тюменских товаропроизводителей вы работаете с большей охотой? Конкурентоспособны ли они по сравнению с зарубежными компаниями?
Мы со всеми тюменцами работаем охотно при условии, что тюменцы работают. (Улыбается.) Если нет, мы их не заставляем. Собираем их раз в квартал, рассказываем о новых технологиях, о том, как попасть к нам на конкурс. Есть и те, с кем у нас долгосрочные отношения. Так, корпоративное звание «Добросовестный подрядчик» мы часто присваиваем и тюменцам в том числе. Это и Тюменский завод металлоконструкций, и «Сибнефтемаш», которые произвдят для нас емкостное оборудование. К тюменским относим и компанию «Шлюмберже», представительство которой есть в нашем городе и которая купила несколько местных предприятий. А также ОАО «ГМС Нефтемаш», опытный завод «Электрон».
У нас очень много мелких подрядчиков, которые работают на уровне обеспечения питания и предоставления различного мелкого сервиса. Когда мы только начинали, объем заказов тюменских подрядчиков составлял 200–300 млн рублей. Сейчас же это около 11–13 млрд. Если раньше тюменцы работали только на Увате, то сейчас трудятся на всю ТНК-ВР, где бы она ни была представлена. Мы на многие предприятия города отправляли своих специалистов и разрабатывалирекомендации, как им изменить свои технологии, чтобы выигрывать наши конкурсы. Если тюменцы становятся победителями, то потом они так же выигрывают конкурсы у «ЛУКОЙЛа»,«Газпром нефти» и других наших коллег по бизнесу. Для нас работать с тюменцами – очень интересно и экономически выгодно.
Почему ТНК-ВР не имеет автозаправок в Тюмени?
Я этот вопрос сам постоянно задаю нашим корпоративным маркетологам в Москве. И объясняю, что для нас это очень важно. Но экономика диктует свои законы. Есть конкурентное преимущество – расстояние от места переработки. Все наши заводы находятся в основном в европейской части страны: Ярославль, Саратов. И понятно, что производственные мощности, расположенные у «ЛУКОЙЛа» в Перми, у «Газпром нефти» в Омске, имеют перед нами конкурентные преимущества в этой среде. Наши затраты на перевозку в Тюмень получатся несопоставимо большими, и мы не сможем держать нужную цену.
Тюменская нефтяная компания была создана первым губернатором Тюменской области Юрием Шафраником. Она до сих пор работает по тем принципам, которые он в нее закладывал, или много воды утекло?
Очень многое изменилось. Хоть компания и создавалась на базе Главтюменнефтегаза, но позже в состав ТНК вошло множество подразделений по всей России – из Оренбурга, Саратова, ХМАО–Югры. Потом компания объединилась с активами British Petroleum. В общем, сейчас это совершенно другое предприятие. С момента прихода английских партнеров компания стала транснациональной. И этим, пожалуй, мы отличаемся от многих других предприятий в нашей стране. У нас происходит смешение культур и многих представлений. Английские акционеры установили немного другой вектор развития. Хотя, конечно, Шафраник, а потом и Рокецкий очень много усилий приложили к тому, чтобы ТНК развивалась.
Какие-то их принципы остались?
Трудно сказать. Думаю, определенно осталась любовь к Тюмени. У акционеров и у всей организации к городу существует какое-то особое отношение, во многом потому, что мы именно Тюменская нефтяная компания. И центр прибыли здесь, в Тюменской области. Хотя столько было поползновений и попыток увести деньги в другую сторону. Думаю, не называйся она Тюменской – центра прибыли бы точно здесь не было.
В 2010 году Тюменский нефтяной научный центр посетил Владимир Путин. Что он там увидел?
Цель визита состояла в изучении системы подготовки кадров в Тюменской области. У нас в компании, я могу сказать точно, она одна из лучших. Мы готовим наших работников, начиная даже не с вуза, а со школы. Проходят целевые наборы, и мы очень серьезно работаем со студентами нескольких высших учебных учреждений страны.
На базе нашего уникального в России кернохранилища Владимиру Владимировичу показали развернутый мастер-класс по подготовке квалифицированных сотрудников.
Что изменится в ТНК-ВР после ее покупки «Роснефтью»? Перекрасят ли здание в желто-черный цвет?
(Смеется.) Я не участвую в этих переговорах. Что точно изменится, так это структура акционеров. «Роснефть» станет единственным акционером вместо нынешних двух: ТНК и BP. Все остальное будет зависеть от нее: какие задачи поставит, так корабль и будет выруливать. Пока сделка не завершена, никаких новых задач нет. Мы работаем в прежнем режиме, все финансовые планы утверждены. После закрытия сделки и смены акционеров в зависимости от поменявшегося совета директоров будут приниматься новые решения, и их необходимо будет выполнять.
Отец сказал мне: «Каждый день своей жизни, каждый поступок оценивай через призму состояния, в котором хочешь покинуть этот мир»
Уже ясно, в какой срок это произойдет?
Первое полугодие 2013 года, это общеизвестная информация. По крайней мере, мы не видим, что этому могло бы помешать. С нашей стороны, с позиции менеджмента, есть полная лояльность и работоспособность. Мы не сидим и не строим догадок: а что же будет? Просто делаем свое дело.
Мне кажется, этому событию уделяется слишком много внимания. В мире происходит масса сделок по покупке и слияниям. Ну например, поменялся собственник у какого-то магазина. Если там остались те же товары, то кого по большому счету волнует, кто его владелец? Поэтому если эффективность ТНК-ВР и исполнение обязательств перед органами государственной власти, налоговыми службами сохранится, то в конечном итоге это дело акционера – как развивать компанию. Может, он возьмет ее за образец? Какой смысл рассуждать на эту тему? Делай, что должен, а будет так, как должно быть. И никак иначе.
Вы себя к каким людям относите: которые стараются изменить мир или подстроиться под него?
Я разный. Наверное, в каких-то ситуациях подстраиваюсь, в каких-то нет, потому что есть вещи, с которыми невозможно согласиться.
За последние год-два какие позитивные либо негативные изменения в обществе вы видите? Конкретно в Тюмени и области, в целом в регионе.
Область и город развиваются поступательно с точки зрения улучшения качества жизни. Постепенно начинаешь замечать, что вот здесь стали дома строить, там дороги отремонтировали, здесь коммуналку наладили, в другом месте прошло благоустройство внутренних домовых территорий. Это позитивно. Соответственно, чувствуется взаимодействие власти областной и городской. Это хорошо.
Однако меня очень раздражает бескультурье людей в части поддержания общественного благополучия, благоприятного городского фона. И это никак не улучшается. Люди по-хамски ведут себя, когда паркуют автомобили, когда решают проблемы с мусором. Курильщики не учитывают окружение: могут дымить, когда дети рядом. С этим очень хочется бороться.
Работая в компании, вы параллельно еще являетесь депутатом Тюменской городской думы. Какие вопросы курируете там? Как вам нравится вообще эта деятельность? Она для вас сложна?
Да. Эта деятельность очень сложна по одной простой причине – я не в состоянии решить все вопросы, с которыми ко мне обращаются мои избиратели. Для меня это сумасшедшая фрустрация, потому что я привык решать все вопросы быстро и эффективно. А почему не могу? Потому что они приходят с проблемами, решение которых от меня не зависит. На это могут повлиять порой органы государственной власти, а иногда только Господь Бог. Когда ты сидишь на приеме и тебе задают вопросы, а ты ничего не можешь сделать – происходит диссонанс между желаниями и возможностями. И это очень плохо. Но настолько полезно!
Ведь мой предыдущий опыт заключался в работе с большими цифрами, с большими пространствами, а когда ты понимаешь, что для человека 5000 рублей на ремонт крана на кухне важнее, чем добыча 7 млн тонн нефти на Увате или уплаченные20–30 млрд налогов в областной бюджет… Этот дисбаланс между крупными цифрами, пространствами и какими-то личными задачами, маленькой проблемой резко приземляет.
Вы являетесь председателем правления компании «Партиком». Там вы какую роль считаете для себя основополагающей?
Роль акционера и председателя правления.
Вы создавали эту компанию?
Вместе с партнерами. В «Партикоме» у меня роль контролирующего акционера, следящего за стратегическим развитием компании.
Какие достижения в этой компании вы считаете основными?
Мы реализовали много проектов. Но самый интересный, как мне кажется, социальный – строительство спортивного комплекса на территории Воронинских горок. Удалось за короткий срок с нуля построить многофункцио-нальный объект с ледовым дворцом и ледовым кортом, а еще через год запустить спортивно-оздоровительный центр с бассейном, тренажерным залом, прекрасным помещением для занятий карате, игры в боулинг. Этот социальный проект я считаю очень важным для нас. Строительство храмов – для души, спортзалов – для тела, а вот для духа и тела нужен здоровый образ мыслей. Главное, что сейчас этот проект живет и работает.
В ближайших планах собираетесь построить еще что-нибудь такое же масштабное?
Да, у нас есть ряд проектов, которые мы хотим реализовать. Инвестиционные. Не хочу о них говорить – только когда осуществим. Я наперед стараюсь не рассказывать, лучше оценивать потом. А то приходится сожалеть, почему не получилось… Принцип такой: сделал – потом говори.
На экзамене в MBA меня спросили о главной жизненной цели. Я написал: «Правильно умереть». Если ты ничего не оставил после себя, зачем жил?
В одном из интервью вы говорили, что стали инвестировать в будущее, в детей. Что такое инвестиции в детей?
Когда у меня появились дети, я понял, что мера ответственности за мою жизнь кратно возросла. Начал целенаправленно для себя выделять время для разговора с детьми. Несколько правил: 1) к ребенку надо относиться с уважением; 2) ребенку надо помогать реализовать его мечты; 3) ребенку в 50% случаев надо говорить «нет». Если ты будешь говорить «да, да, да, да, да», то потом незаметно поймешь, что ребенок растет без ограничений и не напрягается в достижении результата за счет собственных сил. Он должен уметь делать массу дел самостоятельно: от уборки в квартире до колки дров. У меня, например, дети умеют доить корову, пока кроме самой младшей. Но и она со временем научится.
Самое главное, что мы можем инвестировать в детей, – это свои знания. Знания, опыт, любовь, потому что деньги – это не объект инвестиций в детей. Надо стараться, чтобы ребенок получил хорошее образование, но нельзя ему это образование купить за деньги.
Что приятнее всего делать для других? И задумывались ли вы, какую-то рисочку себе ставили: вообще сделал ли я уже что-то фундаментально важное или это еще только предстоит?
Я считаю, что никогда не поставлю эту рисочку, потому что значимость наших поступков и действий будет оценена после нас, совершенно точно. Думал ли Виктор Иванович, когда трудился в этом кабинете, о том, что работа с нефтью станет делом его жизни? Он же просто работал. Выполнял то, что должен был, а произошло так, как произошло. Поэтому я никогда не задумывался, сделал что-то значимое в своей жизни или нет. Но радуюсь тому, что успел, тому, что после меня уже останутся объекты, в строительстве которых я принимал участие, что у меня есть какой-то бизнес и он может жить без моего непосредственного участия.
У меня растут дети, в которых я буду вкладывать… Все это уже есть и никуда не денется. Любимая семья, в которой мне хорошо, комфортно, и много поступков, что я совершил, – за них мне приятно. Но насколько они фундаментальны?
Расскажу один анекдот по этому поводу, он мне очень нравится. (Полная версия истории на стр. 10, в «Слове редактора».) Что в этой жизни самое главное? Когда ты родился или когда ты умер? Или что-то совершил между двумя этими событиями? Надо жить так, чтобы на смертном одре четко понимать, что масса дней прожиты тобой с каким-то результатом, за который не стыдно. И если вдруг ты, умирая, будешь мучиться от того, что какой-то поступок совершил и за это чертовски неловко, то тебе будет тяжело умирать. А если ты сделал что-то от чистого сердца, значит, не зря жил. Поэтому все остальное в нашей жизни нельзя оценивать. Перевести через дорогу бабушку и думать: «А зачтется или не зачтется?» Это не тебе оценивать. И даже, может быть, не на Земле. Вот такая философия. Так легко жить, просто, очень просто.
Когда вы к ней пришли?
Давно. Помню, когда мы начинали МВА в 2005-м, наш преподаватель спросил: «Цель вашей жизни?» Самый главный вопрос в МВА – это целеполагание. Каждый человек должен иметь какую-то цель. И я тогда написал: моя – правильно умереть. На что он говорит: «Я уже двадцать лет преподаю в Академии народного хозяйства и в первый раз вижу такой ответ. Что ты под этим понимаешь?» И я рассказал ему половину того, о чем мы сегодня поговорили. Кто-то указывал цель «заработать миллиард», а я вот эту. Она сформировалась после фразы отца «ступай и следи по свету». Если ты не оставляешь след, то зачем жил?
Ладно, пора дальше работать, у нас еще целых полдня впереди.
Текст: Валерий Гут
Фото: Владимир Семёнов
«Лишнего» бизнеса и «лишних» людей не бывает. Экономически — мы все в одной лодке
