"Маршрут дружбы": тюменцы в странах Балтии

«Тюмень»: Первый вопрос – традиционный. Расскажите, каким было ваше знакомство с Тюменской областью?

Пеэтер Ярвелайд: Впервые в Тюменскую область я попал в 1977 году. В то время был студентом-первокурсником, и в конце зимней сессии один мой знакомый математик предложил отправиться в поход на Северный Урал. Было много новых ощущений! Мне не забыть, как мы ночевали в палатках при температуре -50 градусов. Мечтаю однажды вернуться туда уже в другое время года, перейти Обь около Салехарда и Лабытнанги. А в 2006 году моя супруга стала экспертом Евросоюза в Тюмени, и на протяжении трех лет я, работая в Эстонии, время от времени навещал ее.

Геннадий Чеботарёв: Что касается меня, то после школы я поступил в университет на заочное отделение и для себя поставил цель – поехать на ударную стройку железной дороги Абакан – Тайшет. Я даже на выпускном вечере говорил, что уеду туда. А потом обстоятельства так сложились, что мои земляки из города Острогожска поехали на другую всесоюзную стройку – газопровода Игрим – Серов. Я отправился вместе с ними, жил в поселке Комсомольском (ныне город Югорск в ХМАО–Югре. – Прим. ред.), ставшем для меня второй малой родиной.

Пеэтер, помните свои первые впечатления от Тюмени?

Пеэтер Ярвелайд: Да, пообщавшись с местными жителями, я иначе стал понимать устойчивое выражение «за Уралом»: на самом деле это мы, Европа, за Уралом, а тюменцы на другой стороне. (Смеется.) Очень интересный край и город. Я был в Салехарде, Ханты-Мансийске, Тобольске – их тоже полюбил, но Тюмень занимает в моей жизни особое место. На самом деле думаю, что есть две Тюмени: первая – когда с севера идут холодные массы и вторая – когда летом может целый месяц держаться тридцатиградусная жара. Мы с коллегами отметили, что здесь замечательный климат, и приехали из Сибири домой загорелыми. (Смеется.)

А какой видят Тюмень иностранцы?

Пеэтер Ярвелайд: Европейцы бывают в Москве и Санкт-Петербурге, смотрят российские фильмы и потом говорят, что видели страну. Но при этом они совершенно не знакомы со статистикой и не знают, что самые богатые регионы России – Московская, Ленинградская и Тюменская области. Когда я впервые был в Тюмени, мне предложили съездить в Тобольск. Наслушавшись отрицательных отзывов, засомневался. Однако так здорово прокатились – редко где встретишь настолько хорошие дороги. И, побывав в Тобольске, увидев белокаменный кремль, я осознал величие этого города, его огромное значение для бывшей Сибирской губернии, простиравшейся от Уральских гор до Тихого океана.

Геннадий Чеботарёв: Только когда сам столкнешься с хорошими или плохими дорогами, с морозной зимой или ранней весной, можешь составить объективное мнение, и никакие рассказы не сформируют истинный образ. В ходе нашего круиза мы убедились, что студенты зарубежных вузов, в частности Стокгольмского, имеют совершенно неправильное представление о Тюмени. Наши ученики рассказали им о городе и презентовали фильм, созданный Ольгой Бредихиной, о Тюменском государственном университете. 

Иностранцы совершенно не проверяют статистику и не знают, что самые богатые регионы России – Московская, Ленинградская и Тюменская области

Как получилось, что два профессора начали тесно сотрудничать?

Геннадий Чеботарёв: Можно сказать, это была судьбоносная встреча. Сначала общались в Эстонии, потом в Тюмени, сейчас вот вместе в круизе по «Маршруту Дружбы». Пеэтер недавно прочитал тюменским студентам лекции по истории права Европы и уже дал согласие на работу профессором кафедры в ТюмГУ. Дальше – больше. Мы будем обсуждать возможность публикации совместной статьи, потом, может быть, и книги по истории юридического образования Эстонии и России; я уверен, она принесет пользу студентам и в наших государствах, и в других странах Евросоюза, если мы издадим ее в Эстонии.

Пеэтер Ярвелайд: Получается, что мы исходим из одного дерева. Я учился в Тартуском университете, который в свое время был Дерптским. С университетом происходило множество политических перемен. Сначала он был подвергнут насильственной русификации, и в начале XX века обучение велось только на русском языке, а потом, во время германской интервенции, преподавательский состав был эвакуирован в Воронеж и стал костяком Воронежского университета, где, в свою очередь, учился Геннадий Николаевич. Понимаете, школа одна. И это общее на ментальном уровне прошлое дает о себе знать. Мы встретились случайно, но понимаем друг друга с полуслова, поскольку у нас одна академическая культура. Самое главное, в чем мы похожи, – любовь к своим вузам и уважение к чужим. Это не прописано нигде, но мы всегда снимаем шапку, входя в университет.

Что общего у Эстонии с Тюменью?

Пеэтер Ярвелайд: Мои коллеги в Эстонии вновь начали интересоваться Сибирью: в конце прошлого года вышел первый том книги «Сибирь и Эстония. Кандальный звон». Эта книга рассказывает о временах с XVIII века, когда в Тобольске появилась лютеранская община. Люди из Эстонии шли в Сибирь, чтобы получить землю. Мы очень мало знали о них, а теперь благодаря историкам имеем возможность знакомиться с архивами Сибири и Казахстана. Общие у нас и раны Второй мировой войны. Наши внуки – это первое поколение с полным комплектом предков: родители, бабушки, дедушки, прабабушки и прадедушки. И мы радуемся, что они увидят и храмы, и театры, и для них это будет нормой жизни.

Геннадий Чеботарёв: Мы сейчас тоже заново открываем для себя Эстонию. В ходе нашего общения узнаю даже о наших известных земляках. Я работал в поселке Комсомольском, тогда входившем в Кондинский район ХМАО–Югры, а Пеэтер меня как-то раз спросил: «Ты знаешь, а Кандинский-то – из Кондинского». На самом деле я и предположить не мог, что самый известный в мире художник-абстракционист, чьи картины я видел в музеях, жил в этом районе, буквально по соседству. (Смеется.)

Говорят, на Западе после Малевича вторым из русских художников знают Кандинского. Это правда?

Пеэтер Ярвелайд: Да, это так. Я был в Мюнхене и всем тюменцам советую посетить восстановленный музей, где хранятся ранние работы Кандинского. А оказавшись в Тюмени, мы с женой пошли в музей изобразительных искусств, и я был искренне поражен, увидев там замечательную картину Кандинского. 

Мы любим свои Университеты и уважаем чужие. Это не прописано нигде, но мы всегда снимаем шапку, когда входим в университет

Есть такое мнение, что в Европе города построены основательно, а в России – наспех. Можете ли вспомнить какие-то принципы, в том числе юридические, по которым они возводились на Западе?

Пеэтер Ярвелайд: Важными городами в Европе были те, что получили городские права от королей и от Папы Римского. Они всегда располагались в очень выгодных местах. Вокруг них образовывалась сеть других городов, которые просто перенимали их права. Что касается российских городов, я думаю, что ситуация изменится.

Геннадий Чеботарёв: Если рассмотреть в ретроспективе, как развивались города на Западе и в России, то тут сразу напрашивается сравнение со старыми городами, например, с Таллином или Целле – побратимом Тюмени. Там действительно сохранились постройки XIV–XVI веков, которые поддерживаются в надлежащем состоянии, реставрируются. В Тюмени, к сожалению, старинных зданий осталось немного. В отличие от западных городов, Тюмень была деревянной, а не каменной, поэтому многое сгорело, пострадало за всю ее историю. То, что осталось, позволяет представить себе купеческую Тюмень.

Как вы думаете, в чем особенности Тюмени, отличающие ее от других городов?

Пеэтер Ярвелайд: Если посмотреть на здания, которые построили здесь еще в прошлых веках, то можно сказать, что их бог бережет, потому что они сумели выстоять, сохранились до наших дней. А это чистая добродетель, ведь не по чьему-то приказу они возводились – люди сами проявляли инициативу. Тюменский театр в этом году отмечал юбилей, мне удалось побывать там. А кто создал театр? Меценат Текутьев по собственной воле организовал его. И сейчас это внушительное здание драмтеатра – настоящий храм искусства.

Геннадий Чеботарёв: Да, здесь действительно было широко развито меценатство. Тюменские купцы создали не только театр – они вкладывали деньги в строительство больниц, школ, храмов. Возможно, это черта характера местных жителей – стремление не только зарабатывать, но и отдавать средства на благие цели, жертвовать их для процветания и роста родного города. Молодому поколению необходимо узнавать прошлое города, учиться добродетели у тех, кто долгие годы стремился развивать эту территорию.

Геннадий Николаевич, вы ожидаете расцвета города?

Геннадий Чеботарёв: Обязательно. И сейчас появляются люди, которые восстанавливают связь времен, поколений. Могу сказать, что Олег Леонидович Чемезов недавно пожертвовал 6 млн рублей в фонд целевого развития университета. Также он передал нам в дар замечательное собрание старообрядческой литературы XV–XVI веков. Благодаря таким людям в полном многообразии восстановится культурная, духовная жизнь Тюмени.

Какой вы видите Тюмень в будущем?

Пеэтер Ярвелайд: В Тюмени есть река, как и во всех ключевых городах. На лекции в Тарту Юрий Лотман (советский литературовед, культуролог и семиотик. – Прим. ред.) говорил: «Посмотрите, какое уважение к природе было. Когда рыба шла на нерест, в церквях колокола не били». В этом плане я восхищен строительством новой, просторной, красивой набережной, ведь оформление выхода к реке – это не просто зона отдыха у воды, а совершенно особый культурный уровень.

Безусловно, тюменцам нужно беречь свои традиции. Город очень быстро строится, и важно не забыть о том, чем уже богато это место, сохранить его историю. Резьба по дереву, например, которую здесь можно встретить повсеместно на зданиях – памятниках деревянного зодчества, – настоящее искусство, созданное к тому же с душевной теплотой, любовью. Сейчас Тюмень преимущественно бетонная, стеклянная, но удивительно светлая, цветущая – это веяние нового времени. Вот в этом балансе: помнить о прошлом и вместе с этим строить будущее – я и вижу развитие города.

Геннадий Чеботарёв: Мама мне как-то сказала: «Гена, может быть, ты вернешься домой, ведь ты уже на пенсии, зачем тебе Тюмень?» (Улыбается.) А Тюмень мне стала ближе, чем мой родной воронежский город Острогожск. Здесь комфортно и хочется мечтать.

В Хельсинки на Сенатской площади фасадами друг к другу расположены два здания, архитектура которых чуть ли не полностью повторяется, словно отражение в зеркале. Это здание Сената и главный корпус университета. В центре площади – памятник Александру II, построившему Хельсинкский университет. Кстати, раньше он назывался императорским. Так вот, если говорить о будущем, то я, признаюсь, мечтаю, чтобы в Тюмени появилось классическое здание нашего классического университета, такое же внушительное, знаковое, как Тюменский драматический театр. Мы давно думаем об этом, но в одиночку вузу настолько масштабный проект не осилить. Вот если бы один из наших известных выпускников, влиятельный и деятельный человек помог нам воплотить идею в жизнь, то не только преподавательский состав и студенты получили бы очень щедрый подарок, но и сам город, чья культурная составляющая, несомненно, возросла бы кратно.

Пеэтер Ярвелайд: Хорошие мысли. Ведь, по сути, университет – это еще один культурный храм. Например, Александр I однажды решил, что в Тарту будет построен университет, и подписал указ. Думаю, если Тюменский государственный университет с 1930 года себя оправдал, то стоит придать ему достойную форму. С появлением нового корпуса в классическом стиле образ Тюмени станет завершенным.

Текст: Ксения Меньщикова Фото из личного архива